Мама на даче, ключ на столе, завтрак
можно не делать. Скоро каникулы,
восемь лет, в августе будет девять. В
августе девять, семь на часах, небо
легко и плоско, солнце оставило в
волосах выцветшие полоски. Сонный
обрывок в ладонь зажать, и упустить
сквозь пальцы. Витька с десятого
этажа снова зовет купаться. Надо
спешить со всех ног и глаз - вдруг
убегут, оставят. Витька закончил
четвертый класс - то есть почти что
старый. Шорты с футболкой - простой
наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал,
я помню. К речке дорога исхожена,
выжжена и привычна. Пыльные ноги
похожи на мамины рукавички. Нынче
такая у нас жара - листья совсем как
тряпки. Может быть, будем потом
играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один
мальчик из Жюля Верна. Я попрошу,
чтобы мне водить, мне разрешат,
наверно. Вечер начнется, должно
стемнеть. День до конца недели. Я
поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто
девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра
сдавать экзамен. Солнце облизывает
конспект ласковыми глазами. Утро
встречать и всю ночь сидеть, ждать
наступленья лета. В августе буду уже
студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб
получерствый и сыр с ножа, завтрак со
сна невкусен. Витька с десятого этажа
нынче на третьем курсе. Знает всех
умных профессоров, пишет программы в
фирме. Худ, ироничен и чернобров,
прямо герой из фильма. Пишет записки
моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю
лучше. Просто сестренка светла лицом,
я тяжелей и злее, мы забираемся на
крыльцо и запускаем змея. Вроде они
уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче
она по пояс. Семьдесят восемь,
семьдесят семь, плачу спиной к
составу. Пусть они прячутся, ну их
всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное
недеянье. Кошка устроилась на груди,
солнце на одеяле. Чашки, ладошки и
свитера, кофе, молю, сварите. Кто-
нибудь видел меня вчера? Лучше не
говорите. Пусть это будет большой
секрет маленького разврата, каждый
был пьян, невесом, согрет, теплым
дыханьем брата, горло охрипло от
болтовни, пепел летел с балкона, все
друг при друге - и все одни, живы и
непокорны. Если мы скинемся по рублю,
завтрак придет в наш домик, Господи,
как я вас всех люблю, радуга на
ладонях. Улица в солнечных кружевах,
Витька, помой тарелки. Можно валяться
и оживать. Можно пойти на реку. Я вас
поймаю и покорю, стричься заставлю,
бриться. Носом в изломанную кору.
Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь
часов до лета. Солнце на стенах, на
рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда
не деться. Витька в Америке. Я в
Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-
нибудь едет в Ниццу, я начинаю
считать со ста, жизнь моя - с
единицы. Боремся, плачем с ней в
унисон, клоуны на арене. "Двадцать
один", - бормочу сквозь сон. "Сорок",
- смеется время. Сорок - и первая
седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы, ноги в
царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во
дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс,
завтрак можно не делать. Надо спешить
со всех ног и глаз. В августе будет
девять. Восемь - на шее ключи
таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать.
Господи, помоги мне.