..

Когда ты устанешь меня держать и в мутный пруд зашвырнешь блесну, колосьев спелых погибнет рать,
остынет солнце. И я уйду.
Шестое, май, говорит Весна. С рассудка счистив коросту ржи, на землю бросив ненужный хлам,
себя отправлю в другую жизнь. Надев рюкзак, завязав шнурки, взяв сигареты и пару книг, и не коснувшись
твоей руки, корабль направлю на материк. И дикий пес побежит за мной, и черт, играющий на трубе.
Дорогой долгой, тропой кривой, я двинусь в путь от тебя к себе. Шагая под проливным дождем, из звезд
слагая свой гороскоп, тьму препарируя фонарем, сбивая головы колосков, я буду петь о своей любви, упрямо
верящей в чудеса. Ботинком пыльным чеканя ритм, шагая слепо, закрыв глаза.
Когда я стану тебе чужим, и до оскомины на зубах, сожги меня, как сжигали Рим, и над колодцем развей мой прах. А сердце ты закопай в лесу, где над могилой сова кричит. И я уйду, навсегда уйду. Так не ищи меня, не ищи.

Но в кабаке, допивая джин,
в объятьях девушки в юбке-клёш,
глотая джаз и табачный дым,
я буду верить,
что ты
найдешь.

Джио Россо

---

Мама на даче, ключ на столе, завтрак
можно не делать. Скоро каникулы,
восемь лет, в августе будет девять. В
августе девять, семь на часах, небо
легко и плоско, солнце оставило в
волосах выцветшие полоски. Сонный
обрывок в ладонь зажать, и упустить
сквозь пальцы. Витька с десятого
этажа снова зовет купаться. Надо
спешить со всех ног и глаз - вдруг
убегут, оставят. Витька закончил
четвертый класс - то есть почти что
старый. Шорты с футболкой - простой
наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал,
я помню. К речке дорога исхожена,
выжжена и привычна. Пыльные ноги
похожи на мамины рукавички. Нынче
такая у нас жара - листья совсем как
тряпки. Может быть, будем потом
играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька - он добрый, один в один
мальчик из Жюля Верна. Я попрошу,
чтобы мне водить, мне разрешат,
наверно. Вечер начнется, должно
стемнеть. День до конца недели. Я
поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто
девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра
сдавать экзамен. Солнце облизывает
конспект ласковыми глазами. Утро
встречать и всю ночь сидеть, ждать
наступленья лета. В августе буду уже
студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб
получерствый и сыр с ножа, завтрак со
сна невкусен. Витька с десятого этажа
нынче на третьем курсе. Знает всех
умных профессоров, пишет программы в
фирме. Худ, ироничен и чернобров,
прямо герой из фильма. Пишет записки
моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю
лучше. Просто сестренка светла лицом,
я тяжелей и злее, мы забираемся на
крыльцо и запускаем змея. Вроде они
уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче
она по пояс. Семьдесят восемь,
семьдесят семь, плачу спиной к
составу. Пусть они прячутся, ну их
всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное
недеянье. Кошка устроилась на груди,
солнце на одеяле. Чашки, ладошки и
свитера, кофе, молю, сварите. Кто-
нибудь видел меня вчера? Лучше не
говорите. Пусть это будет большой
секрет маленького разврата, каждый
был пьян, невесом, согрет, теплым
дыханьем брата, горло охрипло от
болтовни, пепел летел с балкона, все
друг при друге - и все одни, живы и
непокорны. Если мы скинемся по рублю,
завтрак придет в наш домик, Господи,
как я вас всех люблю, радуга на
ладонях. Улица в солнечных кружевах,
Витька, помой тарелки. Можно валяться
и оживать. Можно пойти на реку. Я вас
поймаю и покорю, стричься заставлю,
бриться. Носом в изломанную кору.
Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь
часов до лета. Солнце на стенах, на
рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда
не деться. Витька в Америке. Я в
Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-
нибудь едет в Ниццу, я начинаю
считать со ста, жизнь моя - с
единицы. Боремся, плачем с ней в
унисон, клоуны на арене. "Двадцать
один", - бормочу сквозь сон. "Сорок",
- смеется время. Сорок - и первая
седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы, ноги в
царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во
дворе, кто-нибудь - на десятом.
Десять - кончаю четвертый класс,
завтрак можно не делать. Надо спешить
со всех ног и глаз. В августе будет
девять. Восемь - на шее ключи
таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать.
Господи, помоги мне.

---

А я говорил: бросай филфак, поехали на
Аляску.
Заведём у юрты двенадцать собак, в полозья
врежем коляску.
Будем встречать ледяной рассвет консервами
из Канады,
Будем разглядывать волчий след, одеваясь в
овечьи латы.
Какая теория прозы, ты что? а там океан и
горы.
Там ветер смешался с водой и мечтой, порвав
скалистые шторы.
Большая медведица ловит в воде звёздную
жирную рыбу.
Там дорога из "где-то" ведёт в "нигде", минуя
посёлок "либо".
Я точно тебе говорю: бросай. ты видишь?
сегодня лето.
А ты собираешься что-то писать, учишь свои
билеты,
И время на кофе и туалет, да кошку в комочке
меха.
А нужен всего-то один билет, чтобы уйти,
уехать.
Там будут живые: Ахматова, Блок - в виде
цветных водопадов.
А по выходным там гуляет Бог. любит, до
полураспада.
Там всё, что ты даже не сможешь прочесть,
можно потрогать руками.
Но вот ты заводишь будильник на шесть,
говоришь, что завтра экзамен.
А я повторяю: поедем со мной к луне цвета
спелой клюквы.
Хватит глотать, разбавляя слюной, чужие
смыслы и буквы.
Поедем. там тихо стучат топоры, бурлит
золотая тина.
Там валят деревья в реки бобры, отстраивая
плотины.
Засыпаешь. и книги твои храпят с чистых
беспыльных полок.
Засыпаешь. висит Иисус распят, поскольку
тоже филолог.
Выхожу от тебя и российский флаг закрывает
собой звезду.
Через время я нагружу собак и огней тебе
привезу!
Чтобы было чем жечь а-четыре, а-три, и
тетрадки и книжный шкаф.
Привезу медведицу: вот, посмотри. не
понравится - спрячу в рукав.
Я оставлю юрту с дубовым столом Экзюпери-
пилоту.
Но, наверное, ты получишь диплом и
устроишься на работу.
Что толку: творил, шевелил, бубнил, боролся с
душой и с тушей?
И всё говорил, говорил, говорил, и требовал:
слушай, слушай!
А, может, не нужно собак и юрт, не нужен
рассветный мак...
Послушай, чего там вообще сдают?
Хочу поступить на филфак.
— Андрей Гоголев

---

Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства
кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...
Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится
рядом.
Она отступает.
Дана Сидерос

---

и, когда последние камни осыплются вниз,
шурша,
с развалин старого храма, стихнет гул,
рассеется дым,
и останется только смотреть, как пО небу
катится огненный шар, –
чужой человек из-за холма вдруг тебе
принесёт воды
когда однажды тебя начнёт сторониться
последний друг,
любовь твоя сделает вид – ничего не помнит,
не знает и ни при чём,
ты будешь лежать, один на земле, на осеннем
сыром ветру,
а чужой человек из-за холма укроет тебя
плащом
когда ты вернёшься домой – другим, каким
быть хотел всегда, –
когда на тебя начнёт коситься странно родная
мать,
отец перекрестится и вполголоса скажет:
«пришла беда»,
чужой человек – достанет флейту и станет
тебе играть
ты не прощаясь покинешь дом и наскоро
свяжешь плот, –
он помчит тебя дальше и дальше, порогами
горных рек,
к воротам холодного ноября, где станет тебе
тепло;
ведь на плоту вас будет двое –
ты и твой человек.
Ракель Напрочь "Чужой человек".

---

Женщина ждет. Даже вмерзшая в лед.
Как оловянный солдатик стойкий.
Как сеттер ирландский в охотничьей стойке
Женщина ждет. И никак не поймет:
Вечность назад в нашей тихой Вселенной
Все повернулось наоборот
И все же с упорством военнопленной
Женщина ждет, что мужчина придет.
Нет, он давно не спешит ей навстречу,
Ни в этот, ни в будущий ветреный вечер
Он рук ей своих не положит на плечи,
Но глупая женщина плачет и ждет
Женщина ждет. Значит, все на местах
Значит, беда никого не коснется
Значит, мужчина уснет и проснется
С детской улыбкой на грешных устах
Он никогда не сумеет понять
Правила этой неправильной жизни:
Мир разлетится в зеркальные брызги,
Если ей вдруг надоест его ждать
Но женщина ждет - в снегопад, в гололед,
И безнадежная боль ожиданья,
Та, у которой ни дна, ни названья,
Даже во сне ей уснуть не дает
Сонное сердце пробито навылет -
Женщина ждет, что мужчина придет
Так подари же ей, Господи, крылья
Только за то, что она его ждет.
( с )

---

одному в наши дни несносно.
одиночество - не удел:
будешь с тем, с кем легко и просто?
или с тем, с кем всегда хотел?
тот, кто любит, я точно знаю,
не заменит тебя никем...
если любят, то не прощают.
я прощаю тебя.
совсем.
© Александра Молоканова

---

в такт дождю мои немеют пальцы.
город пуст. ему так проще быть.
отпустить – не значит попытаться.
отпустить – не значит позабыть.
в тишине пустующих вокзалов
эхо нежности – мой клич твоим богам.
в тот момент, когда всего на стало,
молча прокричал тебе «пока…»
шестьдесят минут больнее боли.
битый час осколками в груди.
кто сказал, что небо – это воля,
никогда не пробовал уйти.
никогда не думал зарекаться,
ведь без слов не станет проще жить.
осень научила расставаться,
но не научила уходить…
(с) Игорь Врублевский

---

В моей беспокойной и трудной судьбе
Останешься ты навсегда.
Меня поезда привозили к тебе,
И я полюбил поезда.
Петляли дороги, и ветер трубил
В разливе сигнальных огней.
Я милую землю навек полюбил
За то, что ты ходишь по ней.
Была ты со мной в непроглядном дыму,
Надежда моя и броня,
Я, может, себя полюбил потому,
Что ты полюбила меня.

---

Я отпускаю. Вперед и с песней. Пусть Бог с тобою.
Пусть исполняет твои желанья, мечты любые.
Пусть будет рядом. А я оставлю тебя в покое.
Живи без горя. Живи и помни, что мы чужие...

Хотя - не помни. Забудь о чувствах.Так будет проще.
Забудь о прошлом, о том, что было. Чтоб стало легче.
Не надо думать о том, чью кожу помню на ощупь.
С кем просыпаюсь и чьи ночами целую плечи.

Я постараюсь в ответ не думать: "А кем он дышит?
И кто по праву и по закону постель с ним делит?
Вообще - он счастлив? Кому он звонит? Кому он пишет?
О ком мечтает, когда напьется в конце недели? "

Давай не думать, давай не помнить, чтоб отболело.
Перегорело, оставив место другой любви...
Как жить мне дальше и будет ль счастье - твоё ли дело?
Я отпускаю. И Бог с тобою. Родной, живи.

Юлечка Гаркуша

---

быть отвергнутой кем-то – пустейшая из трагедий.
поднимай себя, будто глыбу с морского дна,
заучи наизусть, сохраняя осанку леди:
в мире много мужчин, а ты у себя - одна.

© Любовь Козырь

---

нет, придется все рассказать сначала, и число, и гербовая печать; видит Бог, я очень давно молчала, но теперь не могу молчать – этот мальчик в горле сидит как спица, раскаленная докрасна; либо вымереть, либо спиться, либо гребаная весна.

первый начал, заговорил и замер, я еще Вас увижу здесь? и с тех пор я бледный безумный спамер, рифмоплетствующая взвесь, одержимый заяц, любой эпитет про лисицу и виноград – и теперь он да, меня часто видит и, по правде, уже не рад.

нет, нигде мне так не бывает сладко, так спокойно, так горячо – я большой измученный кит-касатка, лбом упавший ему в плечо. я большой и жадный осиный улей, и наверно, дни мои сочтены, так как в мире нет ничего сутулей и прекрасней его спины за высокой стойкой, ребром бокала, перед монитором белее льда. лучше б я, конечно, не привыкала, но не денешься никуда.

все, поставь на паузу, Мефистофель. пусть вот так и будет в моем мирке. этот старый джаз, ироничный профиль, сигарета в одной руке.

нету касс, а то продала бы душу за такого юношу, до гроша. но я грустный двоечник, пью и трушу, немила, несносна, нехороша. сколько было жутких стихийных бедствий, вот таких, ехидных и молодых, ну а этот, ясно – щелбан небесный, просто божий удар поддых.

милый друг, - улыбчивый, нетверёзый и чудесный, не в этом суть – о тебе никак не выходит прозой.

так что, братец, не обессудь.

(с) Полозкова

---

всемирное равновесие. всё по чеку.
черное - белое. благодать.
как же легко понравиться человеку,
на которого
наплевать.

(с) Кукла Саша

---

и, ступив на порог ногой,
ты о прошлом не сожалей,
ведь во фразе «побудь со мной»
нет ни капли от «будь моей».

© Любовь Козырь, 2014

---

время не лечит - просто меняет роли,
после спектакля - тот же виток судьбы.
если ты набиваешь его паролем,
значит, ты не сумеешь его забыть.

что же, не веришь? радуйся, смейся, спейся,
мучайся, трепыхайся, на том стоим.

только ты снова щелкаешь по бэкспэйсу,
только он снова снится тебе своим.

(с) Аля Кудряшева

---

Давай будет так: нас просто разъединят,
Вот как при междугородних переговорах -
И я перестану знать, что ты шепчешь над
Ее правым ухом, гладя пушистый ворох
Волос ее; слушать радостных чертенят
Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох
Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят,
Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах
Запутался; вот сигнал sms, вот снят
Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки,
Щелчок зажигалки, выдох - и все, гудки.

И я постою в кабине, пока в виске
Не стихнет пальба с разгромленных эскадрилий.
Счастливая, словно старый полковник Фрилей,
Который и умер - с трубкой в одной руке.

Давай будет так: как будто прошло пять лет,
И мы обратились в чистеньких и дебелых
И стали не столь раскатисты в децибелах,
Но стоим уже по тысяче за билет;
Работаем, как нормальные пацаны,
Стрижем как с куста, башке не даем простою -
И я уже в общем знаю, чего я стою,
Плевать, что никто не даст мне такой цены.
Встречаемся, опрокидываем по три
Чилийского молодого полусухого
И ты говоришь - горжусь тобой, Полозкова!
И - нет, ничего не дергается внутри.

- В тот август еще мы пили у парапета,
И ты в моей куртке - шутим, поем, дымим:
(Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то
Героем моих истерик и пантомим);
Когда-нибудь мы действительно вспомним это -
И не поверится самим.

Давай чтоб вернули мне озорство и прыть,
Забрали бы всю сутулость и мягкотелость
И чтобы меня совсем перестало крыть
И больше писать стихов тебе не хотелось;

Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя,
Как крашеная певичка из ресторана.

Как славно, что сидишь сейчас у экрана
И думаешь,
Что читаешь
Не про себя.
В.П.

---

Я тебя не люблю – я
смертельно тобою больна.
Я тебя запрещала себе ,
только толку не вышло –
Между сердцем моим и
рассудком ведется война,
И никто не уступит, никто
не признает, что лишний…
Оба слишком сильны – не
хотят поднимать белый
флаг,
Оба прут напролом,
совершено меня не
жалея…
Ты – мой преданный друг,
ты – коварный
безжалостный враг…
Я тебя не люблю, я
смертельно тобою
болею…
В сотый раз обещаю
забыть, сознавая, что лгу…
Ни остаться с тобой, ни
прожить без тебя - не
могу …

Марина Винтер

---

Я припадочно уже не мечусь так -
Лодка стала теплоходом круизным.
У меня к тебе серьезное чувство,
Называется оно похуизмом.

Жизнь прекрасна, как улыбка младенца,
Как воскресная молитва монаха.
Ну зачем же принимать близко к сердцу
Если можно посылать сразу нахуй.

Хорохорься до последнего вздоха,
Представляй себя маркизом де Садом.
Просто если бы ты знал, как мне похуй,
Ты бы точно застрелился с досады.

Сола Монова

---

не искать тебя - ни в больницах ни в моргах.

да катись ты ко всем чертям,

и не то чтобы слишком больно,

просто странно что всё вот так.

не искать тебя - ни по общим знакомым,

ни по общим кроватям, да вообще нигде.

улетай. уезжай самым скорым.

я вернусь может к марту. или к зиме .

ни искать тебя ни живым,

ни мертвым по прокуренным кабакам.

да катись ты. катись ты к черту!

по убогим чужим рукам.(с)

---

бесполезно звонить и писать, говорить: "смотри,
я постриглась короче, надела пиджак и юбку,
я похожа на ту, что ты любишь.." но - раз, два, три -
шесть гудков. и никто не снимает трубку.

бесполезно кричать и сипеть, и шептать навзрыд:
"я люблю тебя так же крепко как в феврале,
и могла б - никогда не вышла бы из игры.."
ведь никто, увы, не станет меня жалеть.

шанс дается лишь раз, а потом, хоть проси, хоть нет,
хоть клянись, что исправилась, стала умней и лучше -
кто-то просто выходит из дома и выключает свет,
и здесь нет никого, чтоб слышать меня или слушать.

Марта Яковлева